— Ч-ш-ш… Ещё спросишь. Вот как очнётся, так и спросишь. Он жив, значит у вас все шансы помириться. Ты нужна ему. Слышала же, что он тебя звал.

— Меня ли?

— А кого? Эй, Саша, посмотри на меня, — он протянул к ней руку, взял за подбородок, приподнял ее голову. — Ты хорошая мать. Просто на тебя навалилось слишком много. Нужно отдохнуть. Хотя бы поспать.

Она решительно отвела его руку от своего лица, но не отпустила, позволив ему слегка сжать ее пальцы. Сидела и смотрела в его глаза, а он все ждал, что она расплачется, но она просто смотрела. И Виктор понял, что если Саша сейчас сорвётся в истерику, он не сможет её остановить.

На стене щелкнули часы, отмеряя ровно семь утра по московскому времени. Саша моргнула, словно очнулась от забытья. И Вик снова предложил:

— Тебе надо поспать.

— Не могу, — она покачала головой. — Мне кажется, стоит закрыть глаза, как с детьми что-нибудь случится. Как будто с открытыми уже не случилось. Ты сказал, что я хорошая мать… Если бы это было так, разве я бы допустила, чтобы Ян убежал? Из-за собственных обид не сразу позвонила тебе, а ты вернулся весь в крови… Когда звонили из полиции и спросили, в порядке ли мой мальчик, я соврала им, что он спит в своей постели. Даже наорала на них, сказав, что не собираюсь будить ребенка из-за чужих пьяных россказней. И они потом перезвонили, извинились, что действительно ошиблись… И ты вернулся с Яном, но весь в его крови…

Саша махнула свободной рукой, едва не опрокинув чашку с горячей водой. Виктор решил от греха подальше вылить воду в раковину, потом вернулся к жене и протянул ей руку:

— Идем, уложу тебя спать.

Она снова поморщилась, потом крепко зажмурившись, мотнула головой.

— Ясно, тебя надо нести.

Он потянулся к ней, чтобы поднять на руки, и замер, когда она резко отпрянула и задрожала.

— Прости, — Виктор вздохнул, пододвинул свой стул чуть ближе к Саше и снова сел. — Я вызываю у тебя не самые приятные воспоминания, да? После всего. И понимаю, тебе сложно поверить, что я больше не…

— Я верю, — перебила его Саша. — Тень… я знаю, как она работает. И несмотря на твои дневники, ты хорошо ко мне относился. До тени… А после я не всегда желала тебе смерти — иногда мне хотелось, чтобы все стало как прежде. И иногда считала, что все это заслужила. Я же встречалась, а потом забеременела от женатого человека. Да, ты скрывал, но след от кольца все равно было видно. Вот, смотри, тут такая тонкая полоска…

Она взяла его за руку, подняла ее на уровень глаз и замерла, увидев вместо искомой полоски кольцо. Виктор перехватил ее кисть и указал на её безымянный палец.

— Такая?

И не давая ответить, склонился к ней и поцеловал в губы. Не сразу, но она ответила, подалась навстречу. И надо бы остановиться, потому что ничем хорошим это закончиться не могло. Здесь и сейчас он пользовался ее отчаянием и беспомощностью. Но разве она не пользовалась тем же? И отдаваясь ему, она одновременно наказывала себя и поощряла. Для него же это было актом милосердия и наказанием за ее недоверие. К черту! Какая разница что это и чем обернется, когда она выгибается ему навстречу и призывно стонет, впиваясь пальцами в его спину?

Кровать была узкой. Виктор помнил, как Саша ее выбирала, отчасти назло ему. И вот теперь, лежа на спине, он занимал почти всю ее, а Саша расположилась сбоку и частично на самом Вике, использовав его грудь как подушку. Она уснула почти сразу после секса, а его, несмотря на усталость, сразила бессонница. Так и лежал, вслушиваясь в звуки сонной утренней квартиры, и думал, как бы так аккуратно повернуться на бок, чтобы не разбудить жену — через два часа рука все-таки затекла. Будить не хотелось еще и потому, что Виктор не знал, как ее успокаивать, если она решит обвинить его в случившимся. Потому что наоборот хотелось примирения.

За этими мыслями он не заметил, как Саша проснулась. Несколько минут она тихо лежала с открытыми глазами, и тогда Виктор, погладив ее по спине, спросил:

— Ты как?

Она пожала плечами.

— Не знаю. Надо подумать.

Он изловчился и заглянул ей в лицо — Саша хмурилась.

— Мне уйти?

— Не навсегда, — не задумываясь ответила она, а потом, видимо пожалев его, пояснила: — Лана проснулась. Сидит у себя и думает, стоит ли будить меня или пошариться в холодильнике и позавтракать тем, что найдет. Я ее вчера ужасно перепугала. Сначала сама отпустила с ночевкой к подружке, а потом заявилась на ночь глядя и потащила домой, так и не сумев объяснить, зачем. Сделала это потому, что ты мне приказал, а самостоятельно думать я тогда не могла. Надеюсь, сегодня объяснять не придется. Да, Вик, я ее чувствую. Чем старше она становится, тем меньше, но иногда, как сегодня, чувствую. Сильнее всего было за день до твоей мнимой смерти, настолько сильно, что я упала прямо в приемном покое в больнице у Яна. А они обкололи меня успокоительным и оставили на ночь у себя…

А Виктор тогда подумал, что Ян умер, Саша забрала дочь и сбежала, в то время, как Лану собирались убить. Но обдумать это как следует Саша ему не дала.

— Так что давай — поднимайся, иначе мне придется столкнуть тебя с кровати. Не то, чтобы это было необходимо, но мне хочется столкнуть тебя с кровати.

Тело Эмбер Миллер, как догадался Виктор, убрали люди Лин Вея, пока сам Вик сходил с ума от затянувшегося ожидания в коридоре больницы. Они много чего еще полезного сделали, например, перехватили полицейских, собиравшихся на деле проверить дома ли Ян. Но, конечно же, Верховный Творец ничего не делал просто так.

Они с Виктором сидели в приемных покоях Лин Вея и играли в сянцы. Виктор и в шахматы-то играл так себе, а уж в китайские и подавно, потому бездумно двигал фигуры, ожидая, когда начнется разговор, ради которого его на самом деле позвали. О том, что это не самая хорошая тактика, понял, когда получил веером по руке.

— Вы самый худший из известных мне творцов, — доверительно сообщил Лин Вей. — А я, в силу возраста, знал очень многих. И вы не самый сильный, особенно сейчас, когда вы не до конца восстановились после тени. Думаете, мало было желающих на место мастера по боевой магии для моего ученика?

— Неужели можно по экватору в две линии выстроить? — деланно ужаснулся Виктор, за что снова получил веером.

— Я помог вашему ребенку, чтобы вы не отвлекались и занимались моим. И что вы сделали?! — в голосе Верховного Творца снова слышался треск Изначального пламени, но Виктора он больше не пугал.

— Неправильная формулировка. Вы буквально собрали, склеили моего ребенка, срастили его сломанные косточки. В ответ я сделал тоже самое для вашего.

Сломленный дух — не то же самое, что сломленное тело, но так же смертельно опасно. Особенно если ребенку из возможных выходов оставляют только Лабиринт Смерти. Потому что дети не должны умирать, даже если у них уже была своя могила на пригородном кладбище на севере Италии.

Денис долго смотрел на скульптуру ангела на надгробии, потом с неудовольствием отметил:

— Мама выбирала — работа искусствоведом не прошла для нее даром. Зачем вы притащили меня сюда? Показать, что для родителей я умер? Мне уже говорили об этом.

— А про поединок воли тебе рассказывали? — спросил Виктор и бросил на могилу купленный у ворот цветок.

Денис покачал головой, в его глазах впервые за долгое время появился интерес.

— Совершеннолетний творец, прошедший оба уровня Лабиринта и не желающий оставаться в сообществе, может потребовать у Верховного творца поединок воли. Верховный не в праве ответить отказом, но может выставить вместо себя другого бойца. Бой ведется до первой крови. Если инициировавший поединок побеждает, то становится свободным с небольшим ограничением на применение магии, кроме бытовой. Если проигрывает, наказание выбирает Верховный творец на свое усмотрение. Подожди еще года четыре, за это время успеешь как следует подготовиться, а потом потребуй поединок. Лин Вей ни за что не станет биться против тебя, и выставит скорее всего меня. А уж меня побеждать ты научишься гораздо раньше.